КС РФ дал толкование нормам УПК РФ, позволяющим изымать имущество в качестве вещественных доказательств без решения суда
В начале уходящего года КС РФ вынес Постановление по делу о проверке конституционности положений ч. 1 ст. 81.1 и п. 3.1 ч. 2 ст. 82 УПК РФ.
Суд разъяснил, что изъятие и удержание предметов, используемых для производства товаров, выполнения работ и оказания услуг при осуществлении предпринимательской деятельности, тем более на длительный срок, должны быть скорее исключением. Такое изъятие может нарушить производственные циклы, затруднить исполнение обязательств собственника перед контрагентами, сократить налоговые поступления в бюджеты разных уровней, повлечь прекращение предпринимательской деятельности и, соответственно, неизбежное ухудшение положения работников предприятия.
Тем самым финансовые, материальные и прочие потери собственников при изъятии оборудования могут значительно превышать последствия изъятия вещей той же стоимости, но иного целевого назначения. Следовательно, требуется специальный подход к разрешению вопросов о признании таких предметов вещественными доказательствами, их изъятии и удержании в режиме хранения. Оборудование может быть изъято, если это вынужденно необходимо для расследования уголовного дела и вынесения справедливого приговора.
Указанные положения, изложенные в постановлении КС РФ, направлены на создание дополнительных механизмов защиты прав предпринимателей и формирование благополучного делового климата в РФ, поэтому, безусловно, вызывают одобрение. Однако есть опасения, что эти значимые положения будут носить сугубо декларативный характер. С сожалением приходится констатировать, что суды не вдаются в вопросы обоснованности изъятия имущества в качестве вещдоков и в подавляющем большинстве случаев игнорируют доводы жалоб, направленных на защиту прав предпринимателей.
В целях обеспечения возможной конфискации на имущество неопределенного круга лиц может быть наложен арест даже в тех случаях, когда личность подозреваемого или обвиняемого не установлена.
Постановлением Пленума ВС РФ от 14 июня 2018 г. № 17 «О некоторых вопросах, связанных с применением конфискации имущества в уголовном судопроизводстве» (п. 6) разъяснено, что в целях обеспечения возможной конфискации суд может наложить арест на имущество, находящееся не только у подозреваемого, обвиняемого или лиц, несущих по закону материальную ответственность за их действия, но и у неопределенного круга лиц, если есть достаточные основания полагать, что оно получено в результате преступных действий либо предназначалось для экстремистской или террористической деятельности. Арест на имущество неопределенного круга лиц может быть наложен и тогда, когда по возбужденному уголовному делу личность подозреваемого или обвиняемого не установлена. Арест может быть наложен также на имущество, находящееся на территории иностранного государства.
Данное положение вызывает ряд серьезных вопросов и нареканий, так как предоставляет правоприменителю широкий простор для злоупотреблений в виде наложения ареста, даже когда очевидно, что надобности в этом нет. Широко известна сложившаяся следственная практика, когда различные меры процессуального принуждения, в том числе и наложение ареста на имущество, используются зачастую для понуждения подозреваемых и обвиняемых к даче признательных показаний фактически под угрозой различных тяжких последствий (разорение бизнеса, арест, изъятие различных документов и денежных средств в ходе обысков, распространение информации о привлечении руководства компании к ответственности, что незамедлительно создает репутационные проблемы для бизнеса, и пр.). Поэтому легитимизация возможности наложения ареста на имущество третьих лиц с весьма расплывчатыми формулировками о финансировании экстремистской деятельности, под которую при желании можно «подогнать» все, что угодно, а также использованием словосочетания «достаточные основания полагать, что оно получено в результате преступных действий» без определения сколь-нибудь понятных критериев подобной достаточности, по нашему мнению, предоставляет правоохранителям практически неограниченные возможности для различного рода злоупотреблений и является довольно-таки коррупционноемкой нормой.
Более того, указанное положение Пленума ВС РФ вступает в противоречие с позицией КС РФ. Так, в одном из постановлений КС РФ четко дал понять, что применение ареста имущества не может быть произвольным и должно быть обусловлено предполагаемой причастностью конкретного лица к преступной деятельности.
Отмена уголовной ответственности за то или иное деяние и одновременно введение за него административной ответственности не могут рассматриваться в отрыве друг от друга
В Постановлении от 14 июня 2018 г. № 23-П КС РФ рассмотрел следующее дело.
На Н. до декриминализации ст. 116 УК РФ было совершено нападение двумя лицами, нанесшими ему побои. Н. подал заявление о преступлении после декриминализации нормы. Со ссылкой на ч. 1 ст. 10 УК РФ ему было отказано в возбуждении уголовного дела по ст. 116 УК РФ, а впоследствии еще двух дел об административных правонарушениях, так как нападение было совершено до введения ст. 6.1.1 КоАП РФ.
КС РФ пояснил, что отмена законом уголовной ответственности за определенное деяние с одновременным его переводом под действие КоАП РФ свидетельствует о том, что федеральный законодатель продолжает рассматривать данное деяние как правонарушающее, однако по-иному оценивает характер его общественной опасности. Применительно к вопросу о введении административной ответственности за нанесение побоев или совершение иных насильственных действий, причинивших физическую боль, на основании вступившей в силу с 15 июля 2016 г. ст. 6.1.1 КоАП РФ это означает не исключение, а смягчение публично-правовой ответственности.
Указанная позиция представляется абсолютно последовательной, логичной и взвешенной, в результате такого подхода не создается ситуация, когда де-факто и на момент деяния де-юре противоправное деяние не влечет за собой никакой ответственности.
Возможность обвиняемого влиять на деятельность государственных и общественных институтов является основанием для изменения территориальной подсудности уголовного дела
К такому выводу пришел КС РФ в Постановлении от 9 ноября 2018 г. № 39-П.
КС РФ признал не противоречащим Конституции РФ истолкование положений ч. 1, 3 и 4 ст. 35 УПК РФ как допускающих передачу уголовного дела по подсудности в суд другой территориальной юрисдикции, обусловленную объективными обстоятельствами, связанными с личностью обвиняемых, их авторитетом, служебным положением, властными полномочиями, что позволяет им воздействовать на общественное мнение, а также на деятельность государственных и общественных институтов на этой территории.
Сама по себе идея необходимости изменения подсудности при очевидном влиянии обвиняемого на деятельность государственных органов в пределах конкретного территориального образования, безусловно, имеет важное значение.
Основная проблема заключается в том, что при отсутствии четкого порядка изменения подсудности (выбора суда, перечня обстоятельств, позволяющих прийти к выводу о возможности обвиняемого влиять на общественное мнение и деятельность государственных органов) указанное постановление может привести к произвольным решениям правоприменителя.
Абсолютно не ясно, каким образом суд, рассматривая вопрос об изменении территориальной подсудности уголовного дела, должен решать, какой суд будет рассматривать дело по существу. Так, в рассматриваемом постановлении КС РФ уголовное дело, подсудное Ленинскому районному суду г. Владивостока, несмотря на возражения обвиняемых, было передано для рассмотрения по существу в Тверской районный суд г. Москвы.
К сожалению, в настоящее время судебная практика не определила четких критериев, характеризующих конкретные обстоятельства, свидетельствующие о том, что есть основания для изменения территориальной подсудности уголовного дела.
Так, ВС РФ в одном из дел, удовлетворяя ходатайство заместителя Генерального прокурора РФ об изменении территориальной подсудности уголовного дела, в качестве критериев, свидетельствующих о существовании реальной угрозы личной безопасности проживающих на территории субъекта РФ участников судебного разбирательства, называет следующие обстоятельства: совершение ряда особо тяжких преступлений, носящих дерзкий и жестокий характер; наличие обширных связей среди бывших и действующих сотрудников краевого суда; обвиняемый длительное время являлся депутатом законодательного собрания, что хотя бы рамочно позволяет сделать вывод о том, какие критерии могут рассматриваться судом при решении вопроса об изменении территориальной подсудности.
Если обвиняемый возражает против прекращения уголовного дела в связи с принятием закона, устраняющего преступность и наказуемость деяния, суд обязан рассмотреть данное дело по существу КС РФ в Постановлении от 15 октября 2018 г. № 36-П разъяснил, что суд обязан выяснить позицию обвиняемого относительно прекращения дела в связи с принятием закона, устраняющего преступность и наказуемость инкриминируемого ему деяния, и только при наличии его согласия вправе прекратить уголовное дело.
Иное свидетельствовало бы об отказе обвиняемому по делу частного обвинения в правосудии, о вынесении судом решения, констатирующего наличие события преступления, совершение конкретным лицом, хотя и утратившего уголовную противоправность деяния, о правовой оценке деяния (события преступления) без исследования судом обстоятельств произошедшего и имеющихся доказательств. Это приводило бы к нарушению принципа равенства перед законом и судом, равноправия сторон судопроизводства, к ограничению прав участников уголовного процесса, в том числе права опровергать обвинение, приводить доказательства своей непричастности к преступлению (невиновности) и возражать против прекращения дела по основанию, констатирующему совершение именно этим лицом деяния, хотя и декриминализованного новым уголовным законом, но являвшегося преступным на момент его совершения.
Выводы КС РФ в данном постановлении логичны и последовательны, указанный подход не приводит к ограничению права обвиняемого опровергать обвинение и приводить доказательства своей непричастности к инкриминируемому преступлению.
Комментируя данный акт, хочется затронуть более существенный вопрос: можно ли прекращать дело в том случае, если обвиняемый не возражает против прекращения, но не согласен с предъявленным ему обвинением?
Рассмотрим следующую ситуацию.
М. предъявлено обвинение в совершении преступления средней тяжести. Дознаватель ходатайствует перед судом о прекращении уголовного дела и назначении меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа. В ходе судебного заседания обвиняемый заявляет, что согласен на прекращение в отношении него уголовного дела по основаниям, предусмотренным ст. 76.2 УК РФ, однако вину в предъявленном ему обвинении признает частично, не согласен с квалификацией его действий.
Будет ли в приведенном примере решение суда о прекращении уголовного дела в связи с назначением судебного штрафа законным, не нарушающим права обвиняемого опровергать обвинение, возражать против прекращения дела, приводить доказательства непричастности к инкриминируемому преступлению – вопрос открытый. К сожалению, ни законодатель, ни высшие судебные инстанции ответа на него пока не дали.
КС РФ признал п. 2 примечания к ст. 264 УК РФ неконституционным Части 2, 4 и 6 ст. 264 УК РФ предусматривают наличие специального субъекта – лица, находящегося в состоянии алкогольного опьянения.
Согласно п. 2 примечаний к ст. 264 УК РФ для целей этой статьи лицом, находящимся в состоянии опьянения, признается лицо, управляющее транспортным средством, в случае установления факта употребления им вызывающих алкогольное опьянение веществ, а также лицо, управляющее транспортным средством, не выполнившее законного требования уполномоченного должностного лица о прохождении медицинского освидетельствования на состояние опьянения.
КС РФ в Постановлении от 25 апреля 2018 г. № 17-П обратил внимание, что оставление места ДТП лицом, управлявшим транспортным средством при совершении преступлений, предусмотренных ч. 2, 4 и 6 ст. 264 УК РФ, не влияет на квалификацию противоправных действий лица. И при таком положении вещей лица, оставшиеся на месте происшествия, в отношении которых факт употребления вызывающих опьянение веществ надлежащим образом установлен либо не выполнившие требования о прохождении медосвидетельствования, оказываются в худшем положении по сравнению с лицами, скрывшимися с места ДТП.
Рассматриваемый акт КС РФ носит очень важный характер, устраняет правовую неопределенность.
Положение п. 2 примечания к ст. 264 УК РФ до принятия постановления КС РФ, по сути, стимулировало людей покидать место ДТП. Норма, можно сказать, говорила: «Совершил преступление в состоянии алкогольного опьянения – скрывайся с места ДТП, иначе наступит уголовная ответственность по квалифицирующим признакам».
В соответствии с упомянутым Постановлением КС РФ в Госдуму уже внесен законопроект о поправках в ч. 2, 4 и 6 ст. 264 УК РФ, ужесточающих уголовную ответственность водителей, скрывшихся с места совершения ДТП с тяжкими последствиями, в отношении которых возможность подтвердить состояние опьянения на момент совершения преступления была утрачена.
Есть все основания полагать, что в новом 2019 г. указанный законопроект будет принят, и ст. 264 УК РФ будет предусматривать ответственность для лиц, оставивших место совершения ДТП с тяжкими последствиями.
ВС РФ разъяснил, как правильно применять норму УК РФ об изменении категории преступления на менее тяжкую
Постановлением от 15 мая 2018 г. № 10 «О практике применения судами положений части 6 статьи 15 Уголовного кодекса Российской Федерации» Пленум ВС РФ разъяснил судам критерии, на которые стоит ориентироваться при изменении категории преступления на менее тяжкую: способ совершения преступления, степень реализации преступных намерений, роль подсудимого в преступлении, совершенном в соучастии, вид умысла либо неосторожности, мотив, цель и иные фактические обстоятельства, влияющие на степень общественной опасности.
Пожалуй, наибольший интерес вызывает п. 11 постановления, согласно которому применение положений ч. 6 ст. 15 УК РФ не влияет на юридическую оценку деяния, в том числе приготовления к совершению конкретного тяжкого или особо тяжкого преступления, а равно не влечет правовых последствий для лиц, в отношении которых решение об изменении категории преступления не принималось. В частности, изменение судом категории преступления с особо тяжкого на тяжкое преступление не исключает уголовной ответственности другого лица за заранее не обещанное укрывательство особо тяжкого преступления.
Таким образом, ВС РФ четко дал понять, что изменение категории преступления на менее тяжкую носит индивидуальный характер.
Анализ судебной практики показывает, что положения ч. 6 ст. 15 УК РФ востребованы на практике и, как следствие, названное постановление Пленума ВС РФ весьма актуально. В первом полугодии 2018 г. судами общей юрисдикции были приняты решения об изменении степени тяжести преступления в отношении 1539 лиц1.
Если лица, сотрудничающие со следствием, отказались отвечать на вопросы обвиняемой (от стороны защиты), это не нарушает право на справедливое судебное разбирательство.
К такому выводу пришел Верховный Суд РФ в Апелляционном определении от 13 марта 2018 г. по делу № 86-АПУ18-1.
Это положение вызывает ряд вопросов. Видится, что признание отказа лица отвечать на вопросы обвиняемого или его защитника без обоснования причин такого отказа может быть нарушением права на справедливое судебное разбирательство.
Право допрашивать показывающих против лица свидетелей является конвенционным правом, предусмотренным подп. «d» п. 3 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция).
В то же время в ст. 47 УПК РФ это право в числе прав обвиняемого не названо. В связи с этим в отечественном правоприменении за обвиняемым оно не всегда признается.
В Постановлении ЕСПЧ от 4 декабря 2008 г. по делу «Трофимов против России» Европейский Суд постановил, что допущено нарушение п. 1 и подп. «d» п. 3 ст. 6 Конвенции в связи с тем, что у обвиняемого отсутствовала возможность допросить свидетеля обвинения в ходе судебного разбирательства.
В рассматриваемом нами апелляционном определении ВС РФ несколько иной случай – обвиняемой было предоставлено право задать вопросы, однако свидетели отказались на них отвечать.
Видится, что если у лица нет обоснованного права отказаться отвечать на вопрос обвиняемого и при этом он отказывается, то его показания не могут быть положены в основу обвинительного приговора. Тем более что ни для кого не секрет, что зачастую свидетели обвинения дают показания, тщательно отредактированные следствием и мало отражающие картину происшествия, которая была на самом деле. И именно в этом случае ответы на вопросы обвиняемого и его защитника не только могут пролить свет на то, что же происходило на самом деле, но и зачастую позволяют суду выяснить обстоятельства, диаметрально противоположные изложенным следователем. Поэтому право задавать вопросы свидетелям и получать на них ответы является неотъемлемым правом обвиняемого.
К сожалению, высший судебный орган не стремится обеспечить обвиняемого таким правом и, более того, не видит нарушения права на справедливое судебное разбирательство в том случае, если у обвиняемого отсутствует возможность получить ответ на заданный вопрос.
Новые разъяснения судебной практики по уголовным делам о нарушениях требований охраны труда
Самое интересное в Постановлении Пленума ВС РФ от 29 ноября 2018 г. № 41 – конечно, п. 7, где разъяснено, что если требования охраны труда были нарушены двумя или более лицами, обладающими признаками субъекта преступления, предусмотренного ст. 143, 216 или 217 УК РФ, то содеянное каждым из них влечет уголовную ответственность по названным нормам при условии, что допущенные ими нарушения специальных правил находились в причинной связи с наступившими последствиями, указанными в перечисленных статьях УК РФ.
Согласно ст. 32 УК РФ соучастием в преступлении признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного (выделено мной. – А.С.) преступления.
Исходя из этого, речь в приведенном положении постановления ВС РФ идет не о соучастии, а о неосторожном сопричинении. Именно поэтому очень важно в каждом конкретном случае проследить причинную связь, но Пленум ВС РФ, к сожалению, не дал рекомендаций о том, как именно ее устанавливать.
Рассмотрим пример.
А., осуществляя строительно-монтажные работы на высоте 180 м совместно с Б., предложил последнему ради шутки поочередно бросить вниз имеющиеся у них отвертки. В результате броска Б. отвертка попала по голове проходящему мимо В., которому был причинен тяжкий вред здоровью. А. и Б. допустили нарушение правил безопасности при ведении строительных работ. В данном случае очевидно, что у Б. наступает уголовная ответственность по ч. 1 ст. 216 УК РФ. Однако неясно, находились ли действия А. в причинной связи с наступившими последствиями2.
Обзоры судебной практики Верховного Суда РФ по уголовным делам
При подготовке настоящего материала были проанализированы обзоры судебной практики ВС РФ за 2018 г. В уходящем году таких обзоров было три: Обзор № 1 от 28 марта 2018 г., Обзор № 2 от 4 июля 2018 г. и Обзор № 3 от 14 ноября 2018 г.
В ходе анализа указанных обзоров было отмечено следующее.
Во-первых, в обзорах крайне мало внимания уделено судебной практике по уголовным делам. В них опубликована практика всех коллегий ВС РФ (по уголовным, административным, гражданским делам, по экономическим спорам, по делам военнослужащих, дисциплинарной коллегии). Из всех трех названных обзоров за 2018 г. делам, так или иначе связанным с уголовным или уголовно-процессуальном правом, посвящено около 8,5% (13 пунктов из 153).
Во-вторых, среди положений обзоров, затрагивающих вопросы уголовного, уголовно-процессуального права, большинство носят очевидный характер, что не требует выделения в отдельный пункт анализируемого документа. Так, в п. 52 Обзора № 3 содержится положение, согласно которому совершение разбоя с использованием оружия является квалифицирующим признаком состава преступления и в соответствии с ч. 2 ст. 63 УК РФ не может повторно учитываться при назначении наказания.
Тем не менее заслуживает внимания п. 48 Обзора № 3, согласно которому судья, ранее высказавший в процессуальном решении до завершения рассмотрения уголовного дела свою позицию относительно фактических обстоятельств и юридической оценки действий осужденных, не может в дальнейшем участвовать в рассмотрении этого дела по существу.
Однако данное положение представляется несколько лукавым с учетом ранее выраженной в Постановлении Пленума ВС РФ от 19 декабря 2013 г. № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» (с изменениями, внесенными Постановлением Пленума от 24 мая 2016 г. № 23) позиции, согласно которой при избрании меры пресечения суд должен фактически решить вопрос о причастности задержанного лица к инкриминируемому ему деянию и, соответственно, определить, можно ли вообще в данном случае констатировать преступление, ведь при отсутствии состава либо события преступления лицо арестовано быть не может. То есть судья при рассмотрении ходатайства следователя об аресте, по сути, должен определить свою позицию относительно фактических обстоятельств и юридической оценки действий обвиняемых, однако во избежание дальнейшей невозможности своего участия в рассмотрении дела по существу в постановлении об избрании меры пресечения собственные суждения на эту тему высказывать не должен.
Ну и, конечно, хочется надеяться, что в следующем году высший судебный орган страны уделит больше внимания вопросам уголовного и уголовно-процессуального права и сделает акценты на действительно важных и актуальных вопросах.
1. Отчет о работе судов общей юрисдикции по рассмотрению уголовных дел по первой инстанции в первом полугодии 2018 г. // Официальный сайт Судебного Департамента при Верховном Суде РФ.
2. Похожий пример, связанный с нарушением правил обращения с оружием, приводит А.А. Тер-Акопов. Преступление и проблемы нефизической причинности в уголовном праве. – М., 2003. С. 336.
Статья на сайте Адвокатской газеты
