«То, что вообще может быть сказано, должно быть сказано ясно; о том же, что сказать невозможно, следует молчать»
Людвиг Витгенштейн
Устойчивая тенденция
Последнее десятилетие привлечение к уголовной ответственности за действия или высказывания в интернете стало устойчивой тенденцией. Об этом свидетельствуют, в частности, данные судебного департамента при Верховном Суде РФ.
Так, в 2012 г. по ч. 1 ст. 282 УК РФ к уголовной ответственности было привлечено 118 лиц, в 2013-м – 174, в 2014-м – 258, в 2015-м – 369, в 2016-м – 389, в 2017 г. – 461 лицо1.
Положения ст. 282 УК РФ, предусматривающей уголовную ответственность за действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично, неоднократно подвергались критике. Ее противники указывают на абстрактность и неопределенность диспозиции рассматриваемой нормы.
С этим нельзя не согласиться. Проблема любой неопределенной и слабо конкретизированной нормы заключается в излишней дискреции, предоставляемой правоприменительным органам, которая, в свою очередь, может перерасти в форму произвола.
Собственно, это и происходило до конца 2018 г., когда к уголовной ответственности привлекались лица лишь за сам факт «лайка», «репоста» или просто сохранения материала, расцененного как экстремистский.
Например, 31 мая 2016 г. по ч. 1 ст. 282 УК РФ был осужден студент Максим Кормелицкий за репост картинки с критикой тех, кто устраивает крещенские купания в проруби, и ему было назначено наказание в виде лишения свободы сроком на 1 год и 3 месяца колонии поселения.
В мае 2018 г. было возбуждено уголовное дело в отношении жительницы Барнаула Марии Мотузной. Ей вменяли ст. 282 УК РФ за сохранение картинок, содержащих экстремистские материалы, на своей странице в социальной сети.
Летом 2018 г. обширная правоприменительная практика по ст. 282 УК РФ подверглась серьезной критике, а уголовные дела начали приобретать все больший общественный резонанс.
Закономерная реакция
Верховный Суд РФ отреагировал на недовольство общества и 20 сентября 2018 г. внес изменения в постановление Пленума «О судебной практике по делам экстремистской направленности».
В принятых изменениях Пленум ВС РФ обратил внимание на значимость установления субъективной стороны преступления. В частности, было указано, что при решении вопроса о наличии у лица прямого умысла следует исходить не только из самого факта размещения материала, но и из совокупности всех обстоятельств содеянного и учитывать:
- контекст;
- наличие и содержание комментариев;
- факт личного создания либо заимствования лицом соответствующих материалов;
- содержание всей страницы;
- сведения о деятельности лица до и после размещения информации, в том числе о совершении действий, направленных на увеличение количества просмотров и пользовательской аудитории, данные о его личности (в частности, о приверженности радикальной идеологии, участии в экстремистских объединениях, привлечении к административной и (или) уголовной ответственности за правонарушения и преступления экстремистской направленности);
- объем подобной информации, частоту и продолжительность ее размещения, интенсивность обновлений2.
Вслед за реакцией Верховного Суда РФ последовала реакция Президента РФ и законодательных органов. Если быть более точным, Владимир Путин отреагировал раньше: в ходе прямой линии он согласился с критикой правоприменения статьи Уголовного кодекса о возбуждении ненависти либо вражды.
Однако пакет поправок, направленных на декриминализацию ч. 1 ст. 282 УК РФ, был внесен Президентом РФ только 3 октября 2018 г. Успешно пройдя все три чтения в Госдуме, получив одобрение Совета Федерации, 27 декабря 2018 г. были изданы законы, в соответствии с которыми в КоАП РФ и УК РФ внесены изменения.
Так, согласно новой редакции ст. 282 УК РФ деяние считается преступным, если действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, совершены лицом после его привлечения к административной ответственности за аналогичные деяния в течение одного года.
При этом положения ч. 1 ст. 282 в предыдущей редакции почти в неизменном виде были помещены в новую ст. 20.3.1 КоАП РФ.
Таким образом, в данном случае мы сталкиваемся с административной преюдицией, т.е. с привлечением лица к уголовной ответственности, если оно в течение определенного времени после совершения конкретного административного правонарушения совершит такое же правонарушение.
Наличие реакции судебной и законодательной власти в целом заслуживает положительной оценки. Это следует, прежде всего, из анализа правоприменительной практики, сформированной в период существования нормы в новой редакции.
Так, за первое полугодие 2018 г. к уголовной ответственности привлечено 203 лица, в то время как за аналогичный период 2019 г. только 12 лиц были осуждены по ч. 1 ст. 282 УК РФ.
Следовательно, не вызывает никаких сомнений, что правоприменители уловили сигнал законодателя и Верховного Суда РФ. Но можно ли говорить о том, что разъяснения высшего судебного органа и внесенные в статью изменения являются лучшим решением?
Не самое удачное решение
При всей положительной тенденции к снижению числа осужденных мы склонны считать, что установление административной преюдиции – не самое удачное решение. Объясняется это, прежде всего, тем, что административное правонарушение не должно приобретать признаков преступления вне зависимости от того, сколько раз это правонарушение было совершено.
Иной подход смывает все границы между административным и уголовным правом3.
Кроме того, нарушается принцип non bis in idem (не дважды за одно и то же), и лицо фактически привлекается и к административной, и к уголовной ответственности за одно и то же деяние.
Наконец, о самом важном в аспекте административной преюдиции по рассматриваемой статье. В ходе разрешения дела об административном правонарушении требования, предъявляемые к доказательствам для установления вины, существенно отличаются от требований УПК РФ. При этом при рассмотрении уголовного дела установленный факт административного правонарушения в силу своего преюдициального характера не будет подвергаться оценке суда.
Проблемы, оставшиеся без решения
Разъяснения Верховного Суда РФ носят поверхностный характер и охватывают очень узкий круг вопросов, в целом не разрешая множество проблем, порождаемых ст. 282 УК РФ.
Да, действительно, Верховный Суд РФ указал, что сам по себе лайк, репост, сохранение того или иного экстремистского материала вне контекста, при отсутствии комментария, без анализа содержания всей страницы лица не свидетельствуют о наличии у последнего прямого умысла.
Несмотря на то что это и так ясно в силу самой сущности лайка или репоста, которые, естественно, не свидетельствуют ни о том, что лицо согласно с информацией, ни о том, что у него имеется желание распространить ее, сам факт того, что Верховный Суд РФ обратил на это внимание, не может не радовать, поскольку правоприменительная практика до соответствующих разъяснений свидетельствовала о непонимании этого ни нижестоящими судами, ни следственными органами.
При этом целый комплекс более значимых проблем оставлен без внимания.
Так, в соответствии с новым абзацем п. 23 постановления Пленума ВС РФ «О судебной практике по делам об экстремизме» заключение эксперта не имеет заранее установленной силы, не обладает преимуществом перед другими доказательствами. Вопрос же о том, являются ли те или иные действия публичными призывами к осуществлению экстремистской деятельности, относится к компетенции суда. Указанное положение носит исключительно декларативный характер. Сама по себе норма выстроена таким образом, что позволяет суду полностью отдать решение вопроса о характере материала, а значит, о наличии или отсутствии объективной стороны преступления, на откуп эксперту.
Далее, до сих пор оставлен без ответа вопрос о том, что понимать под социальной группой в диспозиции ч. 1 ст. 282 УК РФ.
Судебная практика свидетельствует – к социальной группе может быть приравнена любая группа людей, обладающих хоть каким-либо общим признаком: сотрудники правоохранительных органов, лица нетрадиционной сексуальной ориентации, коммунисты, либералы, люди различных национальностей, представители органов власти и т.д.7
В контексте анализируемой статьи не ясно, что можно считать действиями, совершенными публично. Если, к примеру, лицо осуществляет действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды при сдаче квалификационного экзамена на статус адвоката, то будут ли они расцениваться как совершенные публично? А если они производятся на родительском собрании в школе или среди подчиненных по работе? А если в подчинении находятся 1000 человек? Список вопросов можно продолжать бесконечно, но ни на один из них нельзя дать однозначного ответа. И до тех пор, пока такое положение вещей будет сохраняться, каждое лицо, подпадающее под признаки субъекта преступления, рискует оказаться привлеченным к уголовной ответственности за высказанное мнение.
Одно нельзя противопоставлять другому
Сторонники рассматриваемой нормы считают, что нельзя допускать деятельность, направленную на возбуждение ненависти либо вражды, на унижение достоинства человека или группы лиц. Именно поэтому, по их мнению, наличие уголовно-правовых механизмов, позволяющих привлечь к ответственности за указанную деятельность, имеет первостепенное значение.
Разделяя идею недопустимости экстремистской деятельности, отметим: во‑первых, в УК РФ имеется целый ряд иных составов, охраняющих общественные отношения от наиболее радикальных проявлений такой деятельности, – ст. 280 УК РФ (публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности), ст. 205.2 УК РФ (публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма), ст. 354.1 УК РФ (реабилитация нацизма).
Во-вторых, нельзя ставить на одну чашу весов недопустимость произвольного привлечения к уголовной ответственности лиц, в чьих действиях отсутствует экстремизм, а на другую – неотвратимость уголовного наказания для лиц, осуществляющих деятельность, направленную на возбуждение ненависти либо вражды. Одно не должно противопоставляться другому.
Очевидно, что норма в ее нынешнем виде с соответствующими разъяснениями Верховного Суда РФ не выполняет своей функции, поскольку ввиду неконкретизированности содержащихся в ней понятий позволяет не только привлечь невиновных, но и не привлекать виновных.
Любая норма, в диспозиции которой содержится оценочное понятие, либо должна быть разъяснена не абстрактным образом, а конкретно, с исчерпывающим определением оценочного признака, либо исчезнуть.
1 Сводные статистические сведения о состоянии судимости в России за 2012–2017 г. «Отчет о числе осужденных по всем составам преступлений Уголовного кодекса Российской Федерации». Форма № 10-а // Сайт Судебного департамента при Верховном Суде РФ: http://www.cdep.ru
2 Пункты 2.1 и 8 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2011 г. № 11 (ред. от 20 сентября 2018 г.) «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности».
3 См.: Сидоренко Э.Л. Административная преюдиция в уголовном праве: проблемы правоприменения // Журнал российского права. 2016. № 6. С. 125–133.
4 Приговор Вилючинского городского суда от 18 марта 2015 г. по делу № 1–15/2015; приговор Индустриального районного суда г. Барнаула от 20 августа 2008 г.; приговор Балаклавского районного суда Севастополя от 23 мая 2018 г.
Статью читайте в выпуске № 1 (306) Адвокатской газеты
Авторы: юрист Артем Саркисян, адвокат Дмитрий Алексашин
